Последовательно демократичен характер сюжетов: суфийские идеалы справедливого правления, отшельническая жизнь, мудрость и моральное превосходство бедняков (например, притча о Хатим-Тае, который затеял пир и повелел прийти туда бедняку, собирающему терновник, на что получил ответ: «Кто ест хлеб, заработанный своим трудом, не подчиняется Хатим-Таю»). Нравоучительный сюжет приобретает в данном случае реалистическое жанровое звучание и не имеет, насколько нам известно, прототипов в миниатюрах других школ. Народностью стиля творчество безымянного, но, безусловно, выдающегося художника «Гулистана» 1547 года составляет параллель возникшему в литературе жанру новеллы. По-видимому, миниатюры «Гулистана» имели большой успех: несколькими годами позже они были повторены, правда, в сокращенном варианте, другим художником («Гулистан» Саади, Национальная библиотека, Париж, Suppl. Рers, 1958).
Новеллистическая линия в живописи Бухары продолжалась и во вторую половину XVI века, в правление Абдулла-хана II. Хранящийся в Ленинграде список «Подношение (дар) благородным» («Тухфат ал-ахрар») Джами (ГПБ, Дорн 425) пленяет безыскусственностью, радостным восприятием жизни, ярким, «лубочным» колоритом. Художник истолковывает притчи в их прямом, а не иносказательном значении, как курьезные уличные или сельские сценки. В этом же духе решены многие иллюстрации, например история шейха Санаана, влюбившегося в христианку, из поэмы Навои «Язык птиц» (1553, BN, Suppl. turk. 996). Философское нравоучение о кротости и самоотречении суфия под кистью художника принимает вид жанровой картинки, где одетый в сермягу старик в задумчивости пасет грязных, роющихся в пыли свиней. Иллюстрации такого рода отходят от канонических формул элитарного искусства и народностью стиля родственны художественному направлению, возникшему за пределами столицы. Подобное явление стало возможным благодаря возросшему значению третьего сословия — заметной общественной силы, создававшей культурные ценности. Время Абдулла-хана II (1557 — 1598), объединившего обширные пространства Средней Азии, ознаменовано политическими, культурными и торговыми связями со многими странами, в том числе с Индией, Турцией, Московским государством. Хотя военные походы продолжались, велось большое строительство, при дворе хана творили талантливые поэты и летописцы. По наблюдению академика В. В. Бартольда, «историческая литература при узбеках по качеству и количеству стояла даже выше, чем в прежние века».
Снова переписываются хроники побед — о походах Тимура, о жизни Чингиз-хана и его потомков — ведь генеалогия Шейбанидов восходила к этим двум завоевателям и таким образом создавались исторические параллели, возвеличивающие деяния Абдуллы и его отца Искандер-хана. В отношении последнего, если судить по изрядному количеству скопированных в те годы экземпляров «Искандер-наме» (поэма об Александре Македонском), допускались еще более дальние и комплиментарные аналогии. Изобразительный комментарий к такого рода рукописям — миниатюры о выступлении войск, взятии пленных, осаде крепостей и победных пиршествах. Но, сохраняя эпический дух повествования, художники вольно или невольно отражали в преданиях старины события современности.
В самой придворной мастерской искусство миниатюры достигает очень высокого уровня, рафинированностью приемов и тонкостью исполнения сближаясь с ювелирными изделиями. По-прежнему широкое хождение имеют сцены из придворной жизни, композиции которых приобретают каноническую жесткость горизонтально-вертикальных членений и размещения действующих лиц в соответствии с феодально-иерархической системой и принятым церемониалом (достаточно вспомнить среднеазиатский «Трактат о чинах и званиях»). Однако в тимуридскую схему маджлисной композиции порою вторгаются шейбанидские реалии: торжественный прием происходит на фоне холма, за которым сгрудились верблюжьи гурты (Лейпциг, Музей прикладного искусства).
Посвященные правителю и знатным заказчикам, парадные манускрипты делались большого размера и роскошно орнаментировались. Такое впечатление роскоши оставляет экземпляр «Гулистана» Саади 1550—1557 годов из ленинградского собрания (ГПБ, ПНС 110). Его каллиграфически-орнаментальный текст заключен в узорные рамки, которые в свою очередь обрамляются широкими ультрамариновыми или темно-голубыми полями, украшенными цветочными золотыми побегами и фестончатыми аппликациями из цветной бумаги, также орнаментированными. Праздничности узора соответствуют населенные нарядной толпой миниатюры, их интенсивный, «веселый» колорит. Придворная жизнь с ее церемониалом, зрелищами, маджлисами и даже судебными разбирательствами представляется как праздничное действие в духе описания Васифи: «Я увидел маджлис, разукрашенный, как рай небесный. Повсюду красавицы, подобные гуриям прекрасноглазым, среброногие кравчие разливали вино по золоченым кубкам, мешая закуску соленых фисташек с сахаром сладких улыбок... Красноречивые надимы и луноликие возвышенные собеседники заводили топкие речи, возбуждая в небесном раю зависть к этому пиру». При Абдулла-хане участились случаи совместной работы нескольких художников над одной рукописью. «Гулистан» (ГПБ, ПНС 110) не составляет исключения: сохраняя единый целостный стиль, миниатюры явственно различимы в трактовке лиц, изображении лошадей, элементов пейзажа, архитектурного орнамента.
Во второй половине XVI века часто монтировались вместе незавершенные рукописи или дополнялись рисунками ранее переписанные экземпляры, добытые в походах Абдуллы и затем украшенные по его приказанию. Наряду с парадными экземплярами в большом количестве появляются ремесленные поделки, варьирующие канонические композиции баталий, маджлисов, любовных сцен. В таких листах даются уже не творческие «ответы» на излюбленный сюжет, но механически копируются персонажи и целые блоки из ранее созданных миниатюр и из альбомов с рабочими кальками. Определенные мастера специализировались на изготовлении парадных фронтисписов, что подтверждают диптихи, вклеенные в рукопись, где остальные миниатюры выполнены другой рукой.

Все это свидетельствует о поспешности, диктуемой соображениями престижа, о резком сокращении средств, отпускаемых на нужды искусства, — аналогичные явления происходили в области архитектуры и художественных ремесел, где за счет ослабления прочности удешевлялись конструкции стен, упрощалась технология изготовления облицовочных материалов в ущерб их качеству.