Когда Бахрам-Гур посетил голубой дворец, магрибская принцесса рассказала ему сказку о египетском купце Махане. Этот молодой человек, оказавшись ночью в пустыне, был вовлечен в шабаш гулей — демонов, которые губят заблудившихся путников. С большим трудом он нашел приют в саду, где сердобольный старик спрятал его в беседке на сандаловом дереве, строго-настрого наказав не спускаться вниз до утра. Но Махан, увидев вереницу танцующих и развлекающихся девушек, соблазнился прелестью одной из них и покинул свое убежище. Однако после первого объятия чаровница превратилась в ужасающего клыкастого ифрита (этот момент и воспроизводит миниатюра). Очнулся молодой купец в пустыне среди скелетов. Страшное приключение сделало его меланхоличным, и с тех пор он носил одежду только цвета мусульманского траура — темно-синюю. Иллюстрация, выполненная не без влияния индийских образцов, решена как любовная сцена и вместе с тем нестандартна. Декоративно-сумрачный пейзаж создает ощущение заколдованного ночного сада, где змеи обвивают деревья и при неверном мерцании светильника слышен издевательский дьявольский хохот:

...Не эти ль губы тебя целовали?

Плотные кроны деревьев с подробно написанной листвой даны в сложных переходах бархатисто-зеленых топов; их оттеняют бело-розовые кусты и вспышки красного цвета ковра и горящих свечей.
Гротескно трактована дьяволица, образ которой навеян иконографией Юго-Восточной Азии: ее искаженный гримасой устрашающий лик, пламенеющие брови, браслеты на руках и ногах напоминают индийскую богиню смерти Кали. Выше уже говорилось о том, что иконография «потусторонних сил» заимствована ближневосточной миниатюрой из живописи других стран и религий. Подтверждением служит и иллюстрация с образом ифрита, вторгающаяся в традиционные сцены свиданий Бахрам-Гура в разноцветных павильонах, появление которой объяснимо тесными контактами Средней Азии и Могольской Индии XVI—XVII веков.