Впечатляющим примером самобытного развития миниатюр нестоличного направления служит цикл Мухаммед-Мурада Самарканди (самаркандца по происхождению или месту жительства) к «Шах-наме», переписанному в 1556—1557 годах для хивинского правителя Иш-Мухаммеда (ИВ АН УзССР, 1811). Иллюстрирование манускрипта, судя по некоторым особенностям художественной манеры и ряду изобразительных деталей, могло быть завершено позднее, где-то на рубеже XVI—XVII веков.
Бесспорно, Мухаммед-Мурад многое черпает в традиционном наследии, но он противопоставляет канону раскованность, аристократически изящной завершенности и орнаментализму — подкупающую бесхитростность народно-эпического мировосприятия. Вместе с тем искусство художника нельзя назвать «отстраненным»; в эпосе минувших столетий он остро чувствует социальные кризисы своего времени — жестокие битвы, династийные распри, борьбу с тиранией. И это понимание породило героический, суровый стиль.
Узкие, вытянутые по горизонтали миниатюры с небольшим количеством персонажей и скупым пейзажным фоном властно захватывают зрителя беспокойной асимметрией, угловатостью контуров, динамизмом будто случайно «скадрированных» композиций, продолжающихся за рамкой. И если в те же годы иранские мастера при дворе Сефевидов трактовали баталии как многолюдные пантомимы, в ковровом решении которых равнозначны турнирные попоны, узорные щиты, цветы на поле боя и отсеченные головы сражающихся, то битвы у Мухаммед-Мурада исполнены жизненного драматизма. Воины скачут, натягивая тетивы, рубя друг друга, в смертельной схватке отец сражается с сыном, герой умирает на руках у матери. Виртуозно изображены лошади, которые по представлениям степняков были как бы двойниками человека и которых художник также наделяет эпически-фольклорными качествами. Колориту миниатюр свойственно присущее народному искусству декоративное восприятие цвета. На однотонном, несколько сумрачном сиреневом или синем небосводе контрастно вырисовываются охристые и марганцево-красные холмы, резко вспыхивают силуэты черных, голубых, розовых коней. Мухаммед-Мурада привлекает психологическая трактовка образов. Эмоции переданы не только через убедительный жест, но и посредством мимики: брови у многих персонажей изломаны под углом, лица искажены. В миниатюрах жанрового характера художник обращается к вечным общечеловеческим ценностям: преданности, самоотверженности, любви. Жизненно достоверны сцены оплакивания Искандера, любовные дуэты, эпизод рождения богатыря Рустема, ожесточенный самосуд над изменником Калуном.
В миниатюрах «Шах-наме» ярко воплощена тема борьбы с тиранией. Это вторая из известных нам рукописей, где изображено восстание кузнеца Каве против Зохака. Надев на древко свой кожаный фартук, кузнец собирает сподвижников; компактная группа ремесленников олицетворяет единение и стойкость народа. Мысль о свержении деспотизма и установлении справедливого правления развита и в миниатюре «Феридун на троне» — момент вручения жезла царю Феридуну, свергнувшему Зохака после восстания, поднятого Каве.

В творчестве Мухаммед-Мурада Самарканди наиболее последовательно и оригинально проявилось своеобразие среднеазиатской миниатюры нестоличного направления, ее демократические тенденции, отражающие борьбу общественных сил города.

Искусство Бухары, непосредственно подчиненное контролю хана, развивается в официально-парадном направлении, выработанном в 1530-х годах. При сыне Убайдуллы Абд ал-Азизе (1540—1549) продолжает функционировать китабхана,  руководимая библиотекарем маулана Султан-Миреком Мунши, о котором автор антологии того времени сказал, что «описание его каллиграфии, изъяснение его иллюминирования — недосягаемы для лучшего рассказа». Тогда же работал «уника времени, редкость века, столп каллиграфов мира, образец красиво пишущих» маулана Мир-Али, в каллиграфии которого

...Каждая буква подобна завитку усов красавца, Каждая же точка, как мушка у губы прекрасной красавицы.

Выполненные для Абд ал-Азиза и сменивших его Яр-Мухаммеда и Науруз- Ахмеда рукописи позволяют убедиться в продолжающемся тяготении к литературной классике Саади — Джами — Навои и в высоких достоинствах столичной художественной школы середины XVI века. В ней наряду с элитарным искусством становятся осязаемы демократические элементы. Мастер гератского круга Махмуд Музаххиб в 1545— 1546 годах принял участие в создании композиции на смежных листах к экземпляру рукописи Низами «Сокровищница тайн», переписанному Мир-Али в 1537 году. Листы диптиха несколько отличны по манере исполнения, но оба считаются работой Махмуда Музаххиба, согласно надписи в левой половине. Миниатюра «Султан Санджар и старуха» изображает отчаявшуюся изможденную ткачиху, которая бросилась наперерез нарядной кавалькаде в надежде усовестить царственного охотника.

Не стыдно ль кусок отнимать у сирот?
Кто делает так, благороден ли тот?

Рафинированная красота молодого Санджара, земля, усыпанная цветущими травами, холеные придворные и гарцующие кони в богатой упряжи — каждая деталь изящно исполненного листа контрастирует с горестной фигурой женщины, одетой в синее, цвета печали, покрывало. Обращаясь к сюжету Низами, художник наводит читателя, знающего притчу («Санджар, Хорасаном владевший, не внял тем мудрым словам...»), на размышления о современной ему жизни.
Классические средства тимуридской живописи, которыми располагает миниатюрист, усилены новыми приемами. Махмуд Музаххиб первым в бухарской школе применяет легкую светотеневую моделировку, придающую лицам некоторую объемность; среди художников своего времени он выделяется удивительной способностью выразить состояние героев и окружающего их, аккомпанирующего настроению пейзажа.
В те же времена в бухарской китабхане работал мастер яркой индивидуальности, который вносил новое в «прочтение» классики, в выбор сюжетов, подлежащих иллюстрации. Ему принадлежит серия миниатюр, созданных в 1547 году к «Гулистану» Саади (Фонд Бодмера, Женева), стилистика которых разительно отличается от утонченных приемов «гератизирующего» направления мужественностью и простотой языка. Достаточно сравнить сцену «Саади и юноша из Кашгара» этой рукописи с прототипом-миниатюрой Бехзада того же названия (1486, б. колл. Ротшильда, Париж; ныне частное собрание. США). Изысканная, насыщенная орнаментальным декором бехзадовская страница вместе с тем многословна и не совсем точна: здесь изображено не высшее духовное учебное заведение — медресе, как следует из текста, а обыденная сцена в школе. В среднеазиатском же варианте сохранены только главные герои, происходящее приближено к зрителю и убеждает выражением самого существа. Палитра этой и других миниатюр рукописи светла, пейзаж охарактеризован сдержанно. Трактовка действующих лиц, этнический тип которых, безусловно, местный,  своей нестандартностью и точностью наблюдения вносит новые черты в живопись бухарской школы (фигуры рыбаков в сцене «Отшельник, идущий по морю»)